Работала в одном общежитии вахтерша. Женщина строгая, правил была суровых. Звали ее Марь Иванна, а для ответственного по совместительству за пожарную безопасность Семен Петровича просто Машенька. Было в Машеньке почти центнер живого веса, но Семен Петровича, человека, к слову, тоже весьма колоритного и немаленького, это никак не смущало. Наоборот, хорошего человека должно быть много, говаривал он, имея, впрочем, ввиду, возможно, и себя самого. Так и жили. Ухаживал Семен Петрович по-простому – то шоколадку украдкой положит, то ромашек по дороге нарвет да невзначай на вахте оставит.
Марь Ивановна, однако, ухаживаний его как будто не замечала, то ли по натуре к романтике была не склонна, то ли жизнь ее и должность к таким сантиментам не располагала. Может оно продолжалось бы так и дальше - скромно, тихо и бесперспективно да только отважился однажды Семен Петрович действовать решительно и бесповоротно. Пан или пропал, так сказать.
Что сподвигло его в этот день на столь радикальные меры доподлинно неизвестно, но пришел он к Машеньке облаченный в новый костюм 62 размера и с букетом алых роз. Марь Иванна как ни старалась не подать виду, так и не смогла. Ахнула и расплылась в одной огромной улыбке, коя человеку более сведущему и в делах душевных искушенному наверняка указала бы на выброшенный белый флаг. Семен Петрович расценил это как сигнал к действию и, вобрав в себя побольше воздуха, собрался было выпалить заготовленную заранее длинную фразу, но, едва начав, тут же сник, перейдя почти на шопот: «Машенька, тут такое дело – пролепетал он, чуть дыша – ко мне в город жена из деревни переезжает. Мне бы для нее комнату в общежитии выхлопотать. А вы, Машенька, с комендантом дружбу водите, поможете?»
Как рассказали потом немногие очевидцы, свидетельства которых следовало бы подвергнуть сомнениям, и наверняка не преминувшие приукрасить, Марь Иванна совладать с собой не смогла. Костюм Семен Петровичу пришлось после выкинуть. На работе он не появлялся неделю по причине временной нетрудоспособности.